Ма говорила, что суйер менее активен в воздухе, поэтому они никогда не доставали воду из-под земли. А вот жители Кара-Тобе смело пили свою воду и говорили, что она «почти свободна от суету». От него ее очищали растения. Бекир и Ниязи этому не очень поверили и, учитывая внешний вид каратабинцев, решили пить только молоко тулпаров. От необычной еды мальчик-лис пол дня провел в уборном, но от угощений не отказался. Здесь, как и в Ак-Шеих, экскременты животных и людей бережно собирали и сбрасывали в компостные ямы, но запаха не было. Его тоже «съедали» растения.

— Это джанат, Бекир, райский сад! — восхищенно щебетала Черная Корова.

Она никак не могла наесться желтыми плодами, местные называли их кайсы.

Даже Ниязи, несмотря на проблемы с животом, выглядел вполне счастливым.

Влажным воздухом пещерного города было легче дышать. Но Бекира все раздражало.

Особенно то, что он почти не испытывал потребности в лекарстве Ма. Голова продолжала гудеть, а мышцы болели, как во время болезни. Но это было пустяком по сравнению с тем, что он выдерживал в вылазках из Ак-Шеих. Он чувствовал, что что-то изменилось. И это касалось не только тела. Скалы, земля над головой словно разрушили его связь с Ак-Шеих.

А еще его сжимали пусть почти неощутимые стены пещеры. Это был тот же подвал, хотя и больше. С той разницей, что из подвала в Ак-Шеих можно было выбраться, если пожелаешь, а из Кара-Тобе — только с разрешения Кемаля-шейха.

С того, как крестьяне относились к отряду Болбочана, Бекир понял, что Армию чудовищ хоть и поддерживают, но не слишком приветствуют.

Армейцев разместили почти в изоляции — за выгоном для тулпаров, а Джанике-ханум всегда прикрывала лицо, когда ей приходилось нести им еду.

— Ты чего? Ты ведь сам всегда хотел свалить? — беззаботно спросил Ниязи, кусая бедро маленького зверька.

— Это ты всегда хотел свалить. За стену или в Армию чудовищ, — огрызнулся

Бекир. Его все раздражало, а больше всего — щенковая радость Ниязи от пребывания в Кара-Тобе. — И что теперь? Готов набивать живот в этой яме, чтобы только не думать об Ак-Шеихе?

— Я сам с тобой ушел, — возмутился Ниязи.

— Только потому, что тебя вытолкал Азиз-баба. Ты ведь не веришь, что мы сможем

ее найти? — Бекир хватался за сказку о Золотой Колыбели, как за соломинку, словно задача Азиза-бабы оправдывала их бегство из Ак-Шеих.

Ниязи отложил еду и опустил голову. А потом сказал то, о чем не решался думать Бекир:

— Ты думаешь, Старшие Братья уничтожили Ак-Шеих?

— Перестань! Не смей так говорить. — Бекир сжал кулаки. — Это наш дом. Мы найдем Золотую Колыбель и вернемся. — парень задохнулся от собственных слов. Кого он обманывает? Поселки, в которые вторгаются Старшие Братья, не выживают. Их стирают. Выжигают, чтобы научить других. Им некуда будет возвращаться.

— Мы можем остаться здесь? — словно подслушал его мысли Ниязе.

— Как хочешь, — буркнул Бекир и неожиданно встретился с возмущенным взглядом мальчика-лисенка.

— Конечно, ты отважный герой, любимец Азиза-бабы. Ты всегда должен всех спасать. А другие, не столь отважные, могут хоть и загнуться. Золотая Колыбель

— это сказка. Место, о котором говорил дед, уже давно поглотило море. Здесь все об этом знают! И ты хоть представляешь, как нам повезло? Мы бы не выжили! И Черной Корове, если хочешь знать, здесь тоже нравится!

Над Кара-Тобе разнесся вой сирены. Несколько лет назад таким звуком в

Ак-шеих предупреждали о приближении бури. Но со временем механизм испортился.

Теперь колотили в железную трубу, висевшую в центре поселка. Для жителей КараТобе тревожный вой был привычным и означал созыв на очередную молитву.

Бекир решил, что с него хватит. Если для того, чтобы уйти из поселка, нужно разрешение Кемаля-шейха, то он его получит. Бекир присоединился к жителям пещеры, которые бросали свои дела и трусцой шли на главную улицу.

— Ты куда? — Его догнала Черная Корова.

Она рассматривала процессию. Все давали дорогу нескольким ребятам в одежде на поверхности. На них были плотные костюмы и маски, защищавшие от пыли.

Высочайшего с ног до головы покрывал золотистый мех, у него были сильные мышцы и крепкая шея. За ним шел невысокий парень, похожий на новорожденную кушульку.

У него была тонкая полупрозрачная кожа на животе, сквозь которую виднелось темное скопление кишок. Самый низкий походил на Ниязе: он тоже напоминал степную лису.

— Кто они?

— Буюки, — сказала Черная Корова, не сводя глаз с процессии. -

Сегодня их день.

— Что это значит?

Девочка пожала плечами, словно это было настолько понятно, что не требовало объяснения. Бекир раздраженно хмыкнул и ушел со всеми.

Дом молитв напоминал огромную юрту. Это было единственное в Кара-Табе круглое сооружение. По задней стене постоянным потоком в бетонную ванну стекала сверкающая вода

— ответвление величественного водопада Учан-Су. По краям стены блестели огромные кристаллы, вонявшие ядовитой солью. В центре дома размещался ритуальный костер. Дым поднимался через узкое отверстие в крыше. Людей набилось многое. Бекир почувствовал, как от дыма защипало глаза. Болбочана он не увидел, но разглядел Шипохвоста и Сейдамета — так действительно звали армейца с железной короной на голове. Толпа оживилась. Сотни глаз прикипели к мужчине, зашедшему на повышение за костром. Бекир догадался, что это был Кемаль-шейх.

Темную кожу мужчины покрывали тысячи ярких точек. Лишь через мгновение мальчик понял, что это хрустали суура. Кемаль-шейх имел длинные сбитые в колтуны волосы и небольшую седоватую бороду. Голову венчала волосяная шапка-колпак, а на плечах небрежно висела сшитая из разноцветных лоскутов хирка-волосяница.

Кемаль-шейх поставил в невидимое отверстие посох, театрально сбросил верхнюю одежду и повесил на палке. Под ней он был почти наг. Очень худое тело покрывали жилы и натянутые как канаты мышцы. На бедрах болталась широкая белая юбка. Кемаль-шейх поднял руки и обвел собравшихся острым взглядом. Все зашелестело. Каждый из собравшихся расстелил коврик и устроился для молитвы. От дальней стены послышались барабан и вой дудки. Кемаль-шейх начал трясти плечами. Его ладони вращались в такт барабану, напоминая крылья подбитого кхартала. А потом он начал вертеться волчком. Зал загула, гул